А возможно и так...
Как говорится, подарки - это те вещи, что мы сами себе никогда не купим, но всегда хотим.) Часто потому, что обладание некоторыми из этих вещей сродни принятию обязательств, которые кажутся нам непосильными. Сродни испытанию, которое вряд ли пройдём. Множество вещей, которые мы просто боимся попытаться сделать своими - поскольку не верим, что из этого что-то получится.
Как сейчас это вижу - Ки сидит в обнимку с гитарой, перебирает струны осторожно, пробуя звуки, держит её, как любимую мягкую игрушку из детства, раскопанную на чердаке. Обещание будущего и нового - мелочи, очень хрупкие, ещё даже не случившиеся. И дурацкая вера в то, что теперь обязательно всё изменится. Хотя и слова эти не годятся... большая, изогнутая, сладко-коричневая, невероятно красивая музыка.
А когда я покупала эту гитару в магазине, это был кошмар: всюду ходили музыканты, одни музыканты, продавцы и покупатели звучащего дерева и металла, и все играли одновременно на всём, а я торчала там со своими тремя классами фортепиано, как японский гвоздь, и ждала, что сейчас моя чужеродность раскроется и меня выгонят к чёрту. Да ещё вместо скромной игрушки для дилетантов, на которую рассчитывала, меня увлекли Адмирой - а зачем нам, таким неумелым, Адмира... И мне пришлось пережить уйму стыда, потому что меня приняли за свою, одобрительно комментируя выбор, а потом я шла по улице с ней за спиной, очень прямо, ибо никак иначе; ловила взгляды, предназначенные не мне. Чёртова уйма стыда за то, что должно было достаться другому.
Но вот Ки сидит и обнимает её, и я знаю: вспоминает далёкое-далёкое, уже почти сочинённое, прошлое. Теперь оно может снова случиться.
Столько хорошего, столько прекрасного ещё осталось для нас.
Хватило бы смелости вспомнить.
Как сейчас это вижу - Ки сидит в обнимку с гитарой, перебирает струны осторожно, пробуя звуки, держит её, как любимую мягкую игрушку из детства, раскопанную на чердаке. Обещание будущего и нового - мелочи, очень хрупкие, ещё даже не случившиеся. И дурацкая вера в то, что теперь обязательно всё изменится. Хотя и слова эти не годятся... большая, изогнутая, сладко-коричневая, невероятно красивая музыка.
А когда я покупала эту гитару в магазине, это был кошмар: всюду ходили музыканты, одни музыканты, продавцы и покупатели звучащего дерева и металла, и все играли одновременно на всём, а я торчала там со своими тремя классами фортепиано, как японский гвоздь, и ждала, что сейчас моя чужеродность раскроется и меня выгонят к чёрту. Да ещё вместо скромной игрушки для дилетантов, на которую рассчитывала, меня увлекли Адмирой - а зачем нам, таким неумелым, Адмира... И мне пришлось пережить уйму стыда, потому что меня приняли за свою, одобрительно комментируя выбор, а потом я шла по улице с ней за спиной, очень прямо, ибо никак иначе; ловила взгляды, предназначенные не мне. Чёртова уйма стыда за то, что должно было достаться другому.
Но вот Ки сидит и обнимает её, и я знаю: вспоминает далёкое-далёкое, уже почти сочинённое, прошлое. Теперь оно может снова случиться.
Столько хорошего, столько прекрасного ещё осталось для нас.
Хватило бы смелости вспомнить.